Декабрь 8, 2024
Аркадий Аверченко известен своими юмористическими рассказами, сатирическими произведениями и фельетонами. За свою короткую биографию он написал много остроумных рассказов с элементами иронии сатиры юмора.
Представляем Вашему вниманию рассказ «Лентяй».На скамейке маленького заброшенного сквера бок о бок со мной сидел человек.Этот человек сразу обратил на себя мое праздное внимание, отчасти своей нелепой позой, отчасти же не менее нелепым и странным поведением… Он сидел, скорчившись, подняв колени в уровень с лицом и запрятав руки в карманы брюк. На одной ноге у него лежала развернутая книга, которую он читал, лениво водя по строкам полузакрытыми глазами. Дочитав страницу, он не переворачивал ее, а поднимал глаза кверху и начинал смотреть на маленькую, ползущую по небу тучку или переводил взгляд на металлическую решетку сквера.Легкий весенний ветерок ласково налетал на нас, шевелил полы моего пальто, шевелил сухие прошлогодние листья у наших ног и переворачивал страницу книги моего зазевавшегося соседа.Услышав шелест перевернутой страницы, сосед вновь опускал глаза на книгу и продолжал читать ее с благодушно-сонным видом.Но, перевернув таким образом несколько страниц, ветерок превратился в ветер и, дунув на нас, свалил книгу с колен сидевшего около меня господина.Господин скользнул равнодушным взглядом по валявшейся на дорожке книге и, закрыв глаза, задремал.— Послушайте… Эй! Слушайте… у вас упала книга, — сказал я, дергая его за рукав.Он открыл глаза и задумчиво посмотрел на книгу.— Да. Упала.— Так надо бы ее поднять!Он обернулся ко мне, и в его сонных глазах засветилась хитрость.— Не стоит вставать из-за этого… И вы сидите… Кто-нибудь другой поднимет.— Да почему же? — удивился я.В этот момент из-за поворота показалась женщина в платке, с корзинкой в руках. Поравнявшись с нами, она увидела книгу, инстинктивно наклонилась и сказала, поднимая ее:— Книжечка, господа, упала!После чего положила ее на скамейку и, недоумевающе посмотрев на нас, пошла дальше.Мой сосед открыл сонные глаза и подмигнул мне:— Видите! Говорил я вам.— Неужели вам было трудно самому поднять книгу?— А вы думаете — легко!Я разговорился с ним.Около меня сидел Лентяй, такой чистокровный и уверенный в своей правоте Лентяй, каких мне до сих пор не приходилось видывать.— В сущности говоря, — жаловался он мне, — на человека взвалена в жизни масса работы! Он должен пить, есть, одеваться, умываться, а если он религиозный, то и молиться Богу… Я уже не говорю о том обидном факте, что это даже не считается работой. Вы подумайте! Кроме всего этого, он еще должен работать! Миленькая планета, черти бы ее разодрали по экватору надвое!— Как же вы живете? — спросил я.— Какая же это жизнь,— простонал он. — Это мучение.Наморщив брови, он, с явным желанием ошеломить меня, сказал:— Представьте себе: вчера я должен был ехать к портному заказывать костюм!Так как я остался равнодушным, то он продолжал:— Да… заказывать костюм! Чтоб он лопнул по всем швам! Выбирать материю, подкладку, снимать мерку…Я не выразил ему никакого сочувствия.— Поднимите, говорит, руки! Снимите пиджак… Не горбитесь, вытяните ногу! А? Как это вам нравится…— Жизнь ваша ужасна! — серьезно сказал я. — Отчего бы вам не покончить ее самоубийством?Он откровенно сказал:— Я уже думал об этом… Но понимаете, такая возня с этими дурацкими крюками, веревками… А тут еще эти письма писать… поздравительные, или как их там, что ли… Повозился, повозился, так и бросил.Он поднял глаза к небу и сказал:— Ах, черт возьми! Солнце уже заходит… Не можете ли вы сказать мне, который час?— Мои стоят, — сказал я, взглянув на часы.— Э, чтоб она пропала, эта преподлая планетишка! Крутится, крутится, а чего — и сама не знает.— Часы можно проверить в магазине напротив сквера, — посоветовал я.— Можно, — сказал он, ласково посмотрев на меня.Я встал.— Я пойду, посмотрю.— Ах, мне так совестно затруднять вас! — воскликнул он, не вынимая рук из карманов. — Может быть, подождем прохожего, спросим у него.Возвратившись, я нашел его в той же позе.— Без двадцати семь!— Что вы говорите! Чтоб это бабье попалил небесный огонь!— Какое бабье?— Да мне нужно сейчас в Александровский сад.— Прекрасно! — сказал я. — Я тоже собираюсь туда. Отправимтесь вместе.Лентяй не обрадовался, а умоляюще посмотрел на меня.— Ради Бога! Не могли ли бы вы оказать мне одну огромную услугу… Раз вы идете в Александровский сад, то это так кстати… А уж я вам потом чем-нибудь отплачу… Тоже схожу куда-нибудь… Или нет! лучше подарю очень забавную вещицу: китайский портабак… А?..— Сделайте одолжение! — сконфузился я. — Я и так…— Вот что… На третьей скамейке боковой аллеи будет сидеть барышня в сиреневой шляпе. Это — моя невеста. Я ее очень люблю, и мы назначили свидание друг другу…— Так отчего же вам не пойти! — вскричал я, пораженный.Он виновато улыбнулся.— Я лучше здесь посижу. Знаете, придешь — расспросы разные, ласки… ухаживать за ней нужно, занимать разговором… Это страшно утомительно… чтоб они треснули, эти романы! А потом нужно провожать ее домой… Я уж лучше после когда-нибудь.— Что же ей сказать? — угрюмо спросил я.— Скажите, что я болен, что у меня температура… что доктора с ног сбились…— А если она все-таки захочет видеть вас?— Скажите, что у меня заразительная форма. Может быть, она испугается.Пожав плечами, я протянул ему руку.— До свиданья!— Всего хорошего… Вот мой адрес… Очень буду рад, если зайдете! К невесте вы успеете как раз… теперь около семи часов.Он вынул часы. Я воскликнул:— Оказывается, у вас есть часы?!— Да, — добродушно подтвердил он. — А что?— Ничего… Прощайте!***Барышню я нашел в указанном месте.Подойдя, раскланялся и вежливо сказал:— Я от вашего жениха. Он болен и прийти не может!— Как болен?! Да я его видела сегодня утром…— Но сейчас он в опасном положении… У него… гм… температура.— Какая температура?— Такая, знаете… высокая! Что-то градусов сорок. Должен вам сообщить тяжелую весть: он лежит!— Да он всегда лежит! Как только дома, так и лежит.— Он страшно убивался, что не может вас видеть. Поставил себе термометр и говорит мне…— Он поставил себе термометр? — строго спросила барышня.— Да… знаете, Реомюра, такой никелиро…— Сам поставил?Я покраснел.— Сам.Она посмотрела мне в глаза.— Зачем же вы лжете? Он сам никогда не мог бы сделать этого… Боже! Что это за человек? Нет, довольно! Передайте ему, чтобы он и на глаза мне не показывался!— Если вы хотите ему насолить, то прикажите показываться вам на глаза три раза в день, — посоветовал я. — При его лени это лучший способ мщения.Она рассмеялась.— Ну, ладно. Скажите ему, чтобы он приехал завтра с утра. Мы поедем с ним по магазинам.— Так его! — жестко проворчал я.Расстались мы друзьями.***Я стал бывать у Лентяя, и между нами возникла какая-то странная дружба. При встречах я ругал его, на чем свет стоит, а он добродушно улыбался и говорил:— Ну, бросьте… ну, стоит ли… ну, охота…Вчера я зашел к Лентяю и застал его по обыкновению лежащим в кровати.Около него валялась масса изорванной газетной бумаги и пальто, очевидно, снятое и брошенное на пол впопыхах, по возвращении с обычной прогулки в сквере.Лентяй повернул ко мне голову и радостно сказал:— А-а, это вы! Признаться, я уже жду вас с полчаса…— А что случилось?— Не можете ли вы оказать мне одну дружескую услугу?— Пожалуйста!— Нет, мне, право, совестно! Я так всегда затрудняю вас.— Да говорите! Если это для меня возможно…— Я знаю, это вас затруднит…— Э, черт! Вы меня больше затрудняете вашими переговорами!.. Скажите, что вам нужно?— Не могли ли бы вы дать мне зонтик, который стоит в углу в передней?— Что это вы! Неужели на вас дождь каплет?— Нет, но проклятый портсигар, чтоб ему лопнуть вдоль и поперек, завалился за кровать.— Ну?— А в зонтике есть ручка с крючком. Я зацеплю его и вытащу.— Так лучше просто засунуть руку за кровать.Он почтительно посмотрел на меня.— Вы думаете?Я достал ему портсигар и спросил:— Что это за бумага валяется вокруг вас?— Газетная. Дурак Петр, чтоб ему кипеть на вечном огне, забыл на кровати разостланную сегодняшнюю газету.— Ну?— А я пришел и лег сразу на кровать. Потом захотелось прочесть газету, да уж лень было вставать…— Ну?— Так я вот и обрывал ее по краям. Оторву кусочек, прочту и брошу. Очень, знаете ли, удобно. Только вот с фельетоном я немного сбился. Как раз на середке его лежу.Я открыл рот, чтобы обрушиться на него градом упреков и брани, но в это время в открытое окно ворвался чей-то отчаянный пронзительный крик.Мы оба вздрогнули, и я подскочил к окну.На воде канала, находившегося в двадцати шагах от дома, барахтался какой-то темный предмет, испуская отчаянные крики… На почти безлюдном в это время берегу бестолково бегали какая-то женщина и мальчишка из лавочки… Они махали руками и что-то визжали.— Человек тонет! — в ужасе обернулся я к Лентяю. Под ним будто пружина развернулась.— Э, проклятый! — подбежал он к окну.— Конечно, тонет, чтоб его перерезало вечерним поездом!И, сбросив пиджак, он камнем вывалился из окна. У Лентяя был такой вид, что, будь окно в третьем этаже, он вывалился бы из него так же поспешно. К счастью, квартира Лентяя была в первом этаже.Помедлив минуту, я выпрыгнул вслед за ним и помчался к берегу.Лентяй был уже в воде. Он плыл к барахтавшемуся человеку и кричал ему:— Как можно меньше движений! Делайте как можно меньше движений!Я уверен, что этот совет он давал просто из присущей ему лени.Но сам Лентяй на этот раз обнаружил несвойственную ему энергию и сообразительность. Через пять минут мы уже вытаскивали на берег плачущего извозчика, который имел глупость упасть в канал, и моего Лентяя, — безмолвного, мокрого, как умирающая мышь.Зубы у него были стиснуты и глаза закрыты.Извозчик сидел на берегу и всхлипывал, а какой-то подошедший лавочник наклонился к лежащему Лентяю, пощупал его и сказал, снимая фуражку:— Шабаш! Кончилась христианская душа!— Как кончилась? — в смятении воскликнул я. — Не может быть! Он отойдет… Мы его спасем… Братцы! Помогите отнести его в квартиру… Он тут же живет… тут…Мокрый извозчик, баба, лавочник и мальчишка подняли тело Лентяя и, предводительствуемые мною, с трудом внесли в его квартиру.Вся компания взвалила его на кровать, дружно перекрестилась и тихонько на цыпочках вышла, оставив меня с телом одного.Тело пошевелилось. На меня глянул хитрый глаз Лентяя:— Ушли? — спросил он.— Боже! Вы живы!! А я думал…— Вы извините, что я вас затруднил. Мне просто не хотелось мокрому возвращаться на своих ногах, и я думаю: пусть это дурачье, чтоб их перевешали, понесет меня на руках. Я вас не затрудню одной просьбой?— Что такое?— Нажмите кнопку, которая над моей головой! Хотя мне, право, совестно… Публикация от Алла Шарубина (@sharubinaalla) 10 Сен 2020 в 2:21 PDTАркадий АверченкоИсточник: izbrannoe.com